После всех этих размышлений над иконой вы, наверное, зададитесь вопросом, какая рука сможет написать икону во всей ее глубине и силе. И здесь тоже применимо простое евангельское утверждение: «Невозможное человеку возможно Богу».
Скажем теперь несколько слов об иконописце. Для ясности хочу отметить, что речь идет об иконописце в контексте церковного искусства. Мы не говорим здесь о людях, которые, например, рисуют иконы в качестве хобби, для каких-то своих интересов.
Современный церковный иконописец должен, прежде всего, придерживаться традиции. Это описывается так: «Иконы должны быть написаны так, как если бы они были написаны древними и святыми иконописцами». На первый взгляд это правило может показаться неточным, но истинный смысл этих слов становится ясным, если вспомнить красивое выражение святого апостола Павла, вполне подходящее по своей простоте и силе: «Как я поступаю, так мне и подражайте, как я подражаю Христу.» Писать иконы, как древние и святые иконописцы, значит, следовать традиции и выражать определенное отношение к религиозному искусству.
Дело не в копировании старых иконописцев. Святой апостол Павел тоже подражал Христу не тем, что просто повторял Его жесты и слова, но тем, что позволял Своей собственной жизни слиться с Его жизнью, позволял Ему жить в Себе. Точно так же и написание икон так, как если бы они были написаны древними иконописцами, не есть подражание древним формам, ибо у каждого периода свои формы. Это значит следовать Святой Традиции, или еще лучше сказать: жить и рисовать в Традиции.
Сила Традиции есть сила Святого Духа и преемственность религиозного опыта Церкви, сила связи с религиозной жизнью всех предшествующих поколений, восходящих ко временам апостолов, о чем я уже упоминал в введении. В традиции наш опыт и понимание такие же, как у Павла, у священнослужителей и у всей Церкви: мы уже не живем сами по себе, индивидуально, но живем в теле Христовом, в том же полном теле, в котором все наши братья живут во Христе. Собственно, то же самое и со всеми другими формами духовной жизни, но наиболее это применимо к религиозному искусству. Современный иконописец должен вновь открыть для себя то же внутреннее видение древних иконописцев и руководствоваться тем же живым вдохновением. В этом случае он обретет истинную верность традиции, которая есть не повторение, а новое современное откровение внутренней жизни Церкви.
Здесь речь идет, главным образом, о внутреннем мироощущении живописца, в связи с чем следует понимать, что иконописание есть чисто церковно-религиозная деятельность. Это церковная служба, а не личное религиозное или художественное действо, отдельное от церковной жизни!
иконописание есть чисто церковно-религиозная деятельность. Это церковная служба, а не личное религиозное или художественное действо, отдельное от церковной жизни!
Однако мы не должны закрывать глаза на то, что у Православной Церкви были времена расцвета и времена упадка, и что не всегда был и не всегда присутствует соответствующий дух, чтобы писать иконы согласно Традиции. В своих детских воспоминаниях Максим Горький также приводит пример абсолютного упадка иконописи начала этого века. Будучи мальчиком Горький работал слугой в иконной мастерской. Он оставил нам особенно интересный и живописный атмосферный эпизод того времени, из которого я сейчас воспроизвожу актуальный для нас фрагмент.
«Иконопись никого не увлекает; какой-то злой мудрец раздробил работу на длинный ряд действий, лишенных красоты, не способных возбудить любовь к делу, интерес к нему. Косоглазый столяр Панфил, злой и ехидный, приносит выстроганные им и склеенные кипарисовые и липовые доски разных размеров; чахоточный парень Давидов грунтует их; его товарищ Сорокин кладет левкас; Миляшин сводит карандашом рисунок с подлинника; старик Гоголев золотит и чеканит по золоту узор; доличники пишут пейзаж и одеяние иконы, затем она, без лица и ручек, стоит у стены, ожидая работы личников.»
Затем он вспоминает о единственном живописце в мастерской, который сам полностью делал иконы:
«Помню, закончив копию Феодоровской божией матери, кажется, в Кунгур, Жихарев положил икону на стол и сказал громко, взволнованно:— Кончена матушка! Яко чаша ты, — чаша бездонная, в кою польются теперь горькие, сердечные слезы мира людского… Затем он напился и появился только через несколько дней.»
В этом восклицании иконописца заключено глубокое осознание того, что, в конечном счете, молитва в почитании иконы есть важнейшая часть православия. После того, как икона написана по правилам подлинника и освящена для церковного служения, каждая икона одинаково чтима и приобретает соответствующую ценность, согласно степени ее почитания верующими. Таким образом, времена расцвета и упадка по своей сути не влияют на то место, которое икона занимает в Православной церковной жизни.
Например, известный русский иконописец Зинон, написавший прекрасные иконы и иконостасы для многих новых церквей и монастырей в России, сделал замечательное заявление:
«Я не могу отождествлять себя со старыми иконописцами. Живая традиция была нарушена. С конца XVII века люди стали интересоваться Западом и западным церковным искусством. Там начинается секуляризация жизни. До XVII века икона была единственным видом искусства. В стенах храма люди могли удовлетворять свои духовные искания. Во времена еретических раздоров качество церковного искусства, естественно, ухудшалось. То, что мы видим сейчас, — это личное выражение искусства. Настоящее возрождение церковного искусства в наше время невозможно…»
Он признает, что дух современности, в том числе и в Церкви, слишком далек от той первоначальной духовности старинных иконописцев, для того, чтобы писать в том же духе. И в то же время он старается писать новые иконы, которые необходимы для Церкви, пытаясь приближаться к идеалу старины с полным смиренным осознанием того, что как монаху и иконописцу ему еще много чего недостает.
В Православии никогда не поддаются духу времени, всегда снова и снова стремятся к совершенному образу. В манере росписи современными русскими иконописцами, в том числе многими самобытными художниками, мы видим, что они соответствуют не светскому и прозападному стилю, ставшему распространенным до революции, а стилю старых иконописцев времен до семнадцатого века.
Я хотел бы завершить это размышление об иконах цитатой из дневника немецкого писателя Райнера Марии Рильке, во время его визита в Россию в начале прошлого века, в которой он метко описал центральное место и значение иконы в Православной жизни.
«Здесь все кажется безграничным во всех направлениях. Сами дома не могут защититься от этой необъятности, которой полны их маленькие окна. Только в темных углах комнат стоят старинные иконы, как вехи и Божии маяки, и отблеск лампадки мерцает в окнах, как ошалевший ребенок в звездной ночи. Эти иконы — единственная опора, единственный верный знак на дороге, и без них не может существовать ни один дом!»