Поскольку иконы явно относятся к другой реальности, их также стали называть «окнами в вечность». С помощью иконы можно как бы заглянуть в Небесную реальность, которая служит ориентиром в этом мире для жизни каждого верующего. Везде, как в храме, так и в домах верующих, вы найдете на стенах иконы. Даже в путешествие православный верующий берет с собой свою дорожную икону. Человек, находиться везде в присутствие Бога, поэтому везде чувствует себя как дома.
Интересен и тот факт, что изображение небесного, которое может быть реализовано только через символическое и которое позволяет нам заглянуть в другую реальность, может быть изображено только в «кажущейся плоской» двухмерной манере. Минимальная размерность, в которой человек может выразить себя в образах, является в то же время воротами к сверхчеловеческой многогранности. Западные римско-католические образы своей трехмерностью стоят как бы посреди этого мира. Вокруг них можно ходить, и они «отлиты» в чисто человеческом облике. Это резко контрастирует с православным образом. Теперь я хочу углубиться в это явление.
Минимальная размерность, в которой человек может выразить себя в образах, является в то же время воротами к сверхчеловеческой многогранности.
Поскольку икона позволяет нам заглянуть в вечность и указывает путь к спасению, само собой подразумевается, что все, изображённое на иконе, изображено в своем небесном виде. Даже Христос в момент Своего крайнего земного страдания, Распятия, изображается как Воскресший Господь. Опять же, обратите внимание на разницу с римско-католическими распятиями (опять же трехмерными), на которых Христос изображен висящим, как страдающий человек, только в своем человеческом обличии. На православных иконографических (поэтому всегда двухмерных) изображениях Животворящего Креста Христос никогда не изображен висящим, а только стоящим. Его руки раскинуты прямо, а ноги стоят рядом. Все это связано не только с разными концепциями религиозного искусства или разными художественными традициями, но и с разницей в богословском восприятии. Это последний аспект невероятно важен. В православных кругах, как в далеком прошлом, так и в настоящем, западное церковное искусство почти всегда рассматривается как декадентское и как возврат к язычеству, но при этом упускается из виду важный аспект, а именно тот факт, что на Западе существует иная богословская концепция изображения, чем на Востоке.
В римско-католическом видении спасение человека Божественной благодатью происходит в душе. Нет онтологического изменения человека в целом, а есть только изменение в душе и, следовательно, в поведении человека. Тело, как таковое, стоит вне его, в том смысле, в каком платоновская концепция утверждает, что тело есть «темница» души. Все вращается вокруг души, которой только мешает земное тело. Следовательно, в образах можно представить только физический аспект «человека в этом мире».
Православная мысль, напротив, основана на абсолютном единстве души и тела, единстве, выражающемся и во всех других аспектах православного восприятия. Этот взгляд прекрасно выражен в богословии (так и не принятом Западом) Григория Паламы, память которого отмечается во второе воскресенье Великого поста.
Он подчеркивает, что человек есть целое. По образу Божию создан не только человеческая душа, но и весь человек в целом. Поэтому человеческое тело не враг, а партнер, помощник духа. Христос, принявший в Своем воплощении человеческое тело, тем самым сделал «плоть» неисчерпаемым источником освящения. Христос искупил всего человека в целом, и потому весь человек, его тело и дух, молится Богу, и весь человек может быть обожествлен. Это объясняет, помимо прочего, почему православная молятся стоя и почему верующие часто кланяются, крестятся и целуют иконы; тело так же в равной степени вовлечено в молитву к Богу, как и душа.
Выражение это осознания проявляется в важном в православии празднике Преображения.
Преображение на горе Фавор – слава грядущего Царства. Внезапно апостолы видят Христа и ветхозаветных пророков Моисея и Илию в их истинном божественном облике. Святой Дух просвещает не только духовную, но и телесную природу святых. «И случилось, когда Он молился, вид лица Его изменился, и одежды Его сделались ослепительно белыми» (Лк 9:29). Именно по этой причине на иконе никогда не изображается обычный портрет, но всегда преображенный и небесный лик. На иконах мы видим Христа, Богородицу и святых в их небесной духовной реальности. Таким образом, икона является зримым выражением догмата Преображения.
Например, тот, кто не знает Божией Матери в Ее небесном образе по молитве, никогда не сможет написать ее икону.
Но то, что относится к изображению фигур, относится и к изображению библейских сцен и новозаветных событий, переросших в христианские праздники. Все изображено в своем «преображенном» виде, т. е. вознесенном в небесный образ, из чего черпают свое значение богословские догматы этих событий или церковных праздников. Мы смотрим уже не на земную иллюстрацию, а на возвышенное духовное изображение христианского догмата. Иконы – это богословие. Как сказал Василий Великий: «Что слово сообщает через слух, то икона безмолвно показывает своим изображением». Например, на православных иконах праздников (каждый праздник имеет «свою» икону) в образе можно найти все богословие праздника, как и в конкретных праздничных песнопениях этого дня. Песнопение во время праздничного богослужения, таким образом, идет совершенно параллельно изображению на иконе, находящейся в середине храма, так что мы еще интенсивнее переносимся в небесную реальность, чтобы осознать всепроницающий духовный характер праздника.
Все изображено в своем «преображенном» виде, т. е. вознесенном в небесный образ, из чего черпают свое значение богословские догматы этих событий или церковных праздников.
Хорошим примером акцента на эту небесную реальностиь является икона Рублева «Троица». Это совершеннейшее изображение Божественной Троицы, делающее небесную реальность почти осязаемой для неверующего, было написано во времена резни, варварства и войн. Церкви были разрушены и сожжены татарами. Пока вокруг резали детей и выкалывали людям глаза, Рублев написал свою небесной красоты икону. Его взор был обращен к вечности, а не к земле. Сквозь горе вокруг он видел Светлый Образ Божий, который является примером для страдающего человечества. Житель Запада в этой ситуации написал бы свою «Гернику».
Церковь никогда не признавала иконы, сделанные только по земному образу или созданные на основе воображения живописца, только иконы, сделанные в традициях первообраза, запечатленных в подлинниках на протяжении веков. Если бы, например, Христа изображали только в его земном образе, то Церковь видела бы Христа не иначе, как глазами язычника. Но для православного очень важно отразить свидетельство: «Кто видел Меня, видел и Отца моего».
Часто думают, что религиозное искусство — это идеалистическое искусство, пытающееся изобразить только идеальный образ. Но в православии этого нет. Это чисто реалистическое искусство. Изображение выражает реальность, а именно божественную реальность.
Часто думают, что религиозное искусство — это идеалистическое искусство, пытающееся изобразить только идеальный образ. Но в православии этого нет. Это чисто реалистическое искусство. Изображение выражает реальность, а именно божественную реальность.
Успенский говорит: «С помощью красок, форм и линий и с помощью символического реализма, художественного языка, уникального в своем роде, нам раскрывается духовный мир человека, который является так же храмом Божиим».
Роль иконы состоит не в том, чтобы приблизить нас к тому, что мы видим в нашей обычной земной жизни, а в том, чтобы показать нам тело, обладающее тем, что обычно ускользает от нашего повседневного внимания: это восприятие духовного мира и восприятие человека, как Образа Божьего. Таким образом, икона указывает нам путь к нашей святости. То есть, икона является проводником. Икона – это сама по себе молитва. Ясно и четко показывает она нам бесстрастную жизнь, помогая вникнуть в смысл слов преподобного аввы Дорофея: «поститься очами!».
Даже в светской русской литературе мы находим тексты, проникнутые этим сознанием. Например, в знаменитой книге Лескова «Запечатленный ангел» происходит разговор между англичанином и русским старообрядцем. Старообрядцы — очень специфическая группа в русском христианстве. В конце XVII века они отделились от официальной Русской Церкви в результате церковных реформ тогдашнего патриарха Никона. Хотя эти реформы касались текстовых и ритуальных изменений, старообрядцы восприняли это как нападки на фундаментальное богословие и духовную основу русского православия. И, если критически отнестись к дальнейшему развитию Русской Церкви, то можно сказать следующее, что, во всяком случае, несмотря на, а может быть, и благодаря многовековым гонениям, эти старообрядцы лучше, чем Русская Православная Церковь, сохранили дух древней Святой Руси.
Во время поисков хорошего иконописца, которого едва ли можно было найти в России в конце прошлого века, старообрядец сетовал англичанину: «да и светскому художнику в переводе самого рисунка не потрафить, потому что они обучены представлять то, что в теле земного, животолюбивого человека содержится, а в священной русской иконописи изображается тип лица небожительный, насчет коего материальный человек даже истового воображения иметь не может».
но священная русская иконопись изображает небесные лики, которых даже земные люди не могут толком постичь
Еще один приятный момент мы находим в детских воспоминаниях советского писателя Максима Горького. В какой-то момент икону Божией Матери крестным ходом проносят по городу и вносят в каждый дом, где ее почитают православным образом, т. е. с поклонами, крестным знамением и целованием иконы. Так обстоит дело и в мастерской, где работал юный Максим. Далее он пишет: «Когда мне пришло время целовать ей руку, я целовал —не глядя на пример взрослых — икону, дрожащий от волнения, в лицо, в уста! Могучая рука отшвырнула меня в угол. Как монахи ушли с иконой, я не помню, но зато очень хорошо помню, как я сидел на земле, а мои господа стояли вокруг меня и со страхом и тревогой думали, что со мной делать».
Это яркий пример абсолютного нарушения церковного протокола. Богородицу, Ее Небесный образ рассматривают с земной точки зрения.
Ценность иконы не в ее красоте как предмета, а в том, что она представляет, а именно, образ красоты божественного подобия.
Точно так же и в церковном православном искусстве не возникает проблемы «наготы», как это произошло на Западе. Многие «юродивые Христа ради» изображены на иконах обнаженными, как, например, святитель Василий, в честь которого назван собор на Красной площади и который зимой ходил нагишом по улицам Москвы. Или образ Марии Египетской, великой грешницы, которая раскаялась. Их тела представлены в преображенной реальности, посредством чего их нагота поднялась до святой чистоты, как у Адама и Евы в раю до грехопадения, когда они еще не сознавали своей наготы.
На Западе, где в религиозном искусстве, особенно после Возрождения, фигуры изображались в их земном облике, действительно возникала проблема «наготы», оскорбительной или нет. Например, позднее в соборе св. Петра все обнаженные фигуры были закрашены, и вынужденно было принято на Соборе в Тренте в 1563 году следующее решение: «Святой Собор утверждает, что в церквях не должно быть помещено никакого «образа», вдохновленного ошибочным догматом и способного ввести в заблуждение простой народ; в нем говорится, что следует избегать всякой нечистоты и что «изображения» не должны иметь оскорбительных черт. Чтобы обеспечить соблюдение этих решений, Священный Собор запрещает размещение неподобающих изображений, где бы то ни было, без предварительного согласия епископа…»
Уже один такой текст раскрывает «мир» различий между православной и римско-католической мыслью. Помимо абсолютно иного понимания церковного искусства, здесь совершенно отсутствует единое коллективное духовное сознание всех верующих, как Церкви Христовой. Говорят о «простых людях», которых надо «защищать», и о епископе, который может определять, что можно, а что нельзя. И также говориться об учреждении Церкви, которая «запрещает»! Нигде нет упоминания о более глубоком содержании самого религиозного искусства, об «общем понимании» или о том, что оно «намеревается» изображать. Это последнее впечатление усиливается, когда мы читаем в папской энциклике Папы Пия XII от 1947 года: «Должна быть абсолютная свобода в отношении использования искусства в наше время, если только она отдает дань уважения и почтения Домам Божьим и священным обрядам!»
Невольно вспоминаются слова, написанные Иоанном Дамаскином в канун первого тысячелетия: «Если бы каждый мог все делать по своей воле, то мало-помалу разрушилось бы все тело Христово». !»